|
но он и покарает тебя жестоко за отступничество!.. Человеком без ошибок был Олег Манцев в училище, там-то и проморгали его, пустили паршивую овцу в стадо, направили на эскадру. Против всех пошел! Да советский ли он человек, этот Олег Павлович Манцев?! Неужто забыл, что служит на море? Морская вода никогда не принимала в себя человека по-родному, люди поэтому объединяются здесь в крепкую семью, а в семье уважают отцов и старших братьев. Есть среди них и мелочные, и глупые, с подлинкой в душе есть, но нельзя на них пальцем показывать, нельзя, это - семья с общим столом и общими праздниками. Иван Данилович гневно засопел... Говорить не хотелось. Не до слов. Была, когда глянул на фотографию, слабенькая надежда: воззвать к совести офицера и комсомольца, припугнуть, посулить, обласкать или надавить - криком, обещаниями отдать под суд чести, выгнать с флота. Нет уже такой надежды. И Лукьянов вовсе не рисовался, когда называл Манцева лучшим офицером эскадры: по формальным данным так оно и есть. И как самому себе объяснить: откуда этот Манцев? Иван Данилович покосился на Илью Теодоровича Барбаша. Все же спросил: - Он - русский? - Да. Всех изучить до седьмого колена не можем, но у этого просмотрены деды и бабки. Вполне благополучные родственники... - Из того же парусинового портфеля Барбаш вытащил листочек, подал. - Уважаемые люди, спору нет. Тетка его воспитывала, так тетка - доктор наук, депутат райсовета, член партбюро факультета... Гиблое дело, Иван Данилович. Я консультировался кое-где. Все безупречно. Долгушин вскочил на ноги, забегал по каюте. Пнул что-то, под ногу попавшееся. - В запас его! - закричал. - В запас уволить!.. Провокатор!.. Баран на американской бойне, который от ножа увиливает, всех под нож пуская. Под суд чести пошел командир батареи на "Фрунзе", по-манцевски стал увольнять матросов, те такое учинили на берегу, что... А у лейтенанта жена родила недавно, как он на гражданке вертеться будет с женой и ребенком? А этому Манцеву - все нипочем, его выгонишь - с музыкой в Москве родственники встретят, пригреют сироту, определят в институт... Гнать! По такой статье, чтоб... - Гнать, - согласился Барбаш, не поднимая глаз. - Кто же против... Но оснований нет. А они должны быть. Иван Данилович остыл. Сел. Положил руку на личное дело Манцева. - Сюда бы рапорт командира... О нарушении Манцевым приказа командующего... - Не будет такого рапорта, - тихо сказал Барбаш и побарабанил по портфелю. - Ты же сам знаешь, он приказа не нарушал... И честно скажу: намека даже нет в приказе на снижение норм увольнения. И ты это знаешь. Черным по белому: увольнение военнослужащего на берег рассматривать как поощрение его за безупречную службу... Такое вот дело, Иван Данилович. Наступило молчание. Барбаш снял руки с портфеля, сжал их в кулаки. В каюте - абсолютная тишина, корабельные шумы настолько привычны, чти их можно не слушать, они и не слышатся. - Попался бы хоть один манцевский матрос патрулю, тогда б... Но чего нет, того нет... Так что делать' будем, Иван Данилович? Решение пришло. - С повышением перевести. На другой флот. Или за пределы базы. В Новороссийск, Одессу, Поти. С глаз долой. С повышением, подчеркиваю. - Уже сделано, командиром дивизиона, крейсер "Красный Крым", учебный корабль, Одесса. В семафорно-телеграфных депешах командир Гвардейского крейсера "Красный Крым" сокращенно именовался так: кр.гв.кр.кр.кр., звучало наименование как кыр-гыв-кыр-кыр-кыр. Был такой еще: кр.гв.кр.кр.кз., это уже командир крейсера "Красный Кавказ". - Так отправляй его кыр-кыр-кыру! - с воодушевлением воскликнул Иван Данилович. - И пусть над ним каркает! Барбаш вновь побарабанил по портфелю. Поцыкал. - Узнавали стороной: командир линкора против. А командир корабля, сам знаешь, своей властью может приостановить любое кадровое перемещение. Да еще такого корабля. - Он-то почему против? - Причин много... Самая очевидная... - Барбаш глянул на Долгушина, как бы спрашивая, можно ли говорить напрямую. Ответ получил. - Командир засиделся в капитанах 1 ранга, в декабре, если ничего выдающегося не случится, получает контр-адмирала и дивизию крейсеров на Севере. На перевод Манцева сейчас он не согласился. Кто выполнять зачетные стрельбы будет - вот в чем вопрос. Командир дивизиона там интеллигент один, Валерьянов, уходит учиться в следующем месяце. Манцев отвалит, а командиру своя шкура дорога. - А Милютин - этот чего интригует? - Да как сказать... Старпом тоже засиделся, ему уж давно пора и адмиралом быть... На "Дзержинский" уходит осенью, крейсер ему во как надо лучшим сделать, прогреметь и - командиром бригады эсминцев. И лучшим стать он может только после отмены "меры поощрения", вот он и двигает сосунка Манцева, гонит его на минное поле, авось не подорвется. А подорвется - еще лучше, подтолкнет командующего на отмену приказа. Хоть и покоробили Ивана Даниловича такие очевидности, но виду не подал. Молчал. О Лукьянове не спрашивал. А так хотелось спросить, язык защипало даже. Заговорил о командире линкора: повлиять на него можно, приказ о переводе Манцева в Одессу надо провернуть через штаб флота, через командующего флотом, через Москву, наконец! - Не можно, - поправил Барбаш. - И провернуть приказ никак нельзя. Да и любой спросит: за какие это заслуги лейтенанта, всего один год прослужившего, назначают на крейсер командиром дивизиона главного калибра? Кроме того, сам по себе командир линкора... В общем, догадываешься. Вспомни 6 марта. - Помню, - сказал Долгушин. . 6 марта из Москвы пришла телефонограмма, указывался состав делегации от Крыма на похороны Сталина: секретарь обкома, рабочий, колхозник и офицер флота, всего четыре человека. Когда о телефонограмме узнала эскадра, то неизбежного, казалось бы, вопроса не последовало: флот мог представлять только командир линкора, только он!.. Барбаш сказал - глухо и тихо: - Надо, Иван Данилович, съездить тебе к командиру. Поговорить с ним. По-человечески. Одноклассник твой... Как всем известно. Это он добавил, чтоб и мысли не было о личном деле капитана 1 ранга Долгушина И. Д., которое могло якобы оказаться в парусиновом портфеле. Иван Данилович усмехнулся. Одноклассники, это верно. Четыре года в одном строю топали на лекции, на камбуз, вместе слушали дребезжащий голос навигатора Сакелари. В курсантские времена командира линкора прозвали "цаплей" - за длинные ноги, за походку болотной птицы, всегда умеющей поставить лапку на твердое место. Съездить, поговорить - да проще не придумаешь, на катер - и к трапу линкора. Да будет ли толк с этой поездки? Он покачал головой, сомневаясь в успехе миссии. И тогда Барбаш подтвердил тихо
|