четырех 120-миллиметровых орудий 2-го артиллерийского дивизиона БЧ-2. Но чтоб он мог командовать чем-то большим - в это не верилось. При Олеге батарея в прошлом году отстреляла (и хорошо отстреляла) ночную стрельбу, этой зимой успешно провела подготовительные стрельбы, но прославился командир 5-й батареи не попаданиями в щит, а чечеткой на концерте самодеятельности да умением говорить вдруг голосами всесильных своих начальников... Беспорядочное какое-то лицо, не способное застывать в тяжкой думе, не умеющее выражать беспрекословную решимость, ту самую, что звучала в отшлифованных командах управляющего огнем.
Замешательство, вызванное адмиральскими погонами, длилось недолго. Все наперебой хвалили шинель, у всех развязались языки. Каждый солдат должен носить в ранце маршальский жезл, напомнил кто-то. Но что произойдет, если солдаты начнут похваляться жезлами? Не подорвут ли жезлы, которыми втуне помахивают на привале солдатушки, боеспособность Вооруженных Сил? А ведь шинель из адмиральского драпа, вызывающе носимая лейтенантом, не тот ли маршальский жезл?
Кому-то вспомнился Лермонтов, визит Грушницкого, произведенного в офицеры, к Печорину, а кто-то, перепрыгнув через Лермонтова и Гоголя, заявил, что "все мы вышли из манцевской шинели".
И так далее... Словоблудие морских офицеров не развлечение, не пустейшее времяпрепровождение, а острая жизненная необходимость. Игра словами затачивает язык. На кораблях флота - и только на кораблях, нигде более в Вооруженных Силах - быт старших и младших офицеров, командиров и подчиненных, близко соседствует с их службой, и обеденный стол, где встречаются они, не разрешает "фитилять" в паузах между борщом и бифштексом, но колкость и ответный выпад позволительны и допущены традицией.
Старую шинель, укатанную в сверток, взял Степа Векшин. Ноша освобождала его от древнего обычая обмывания. К весне 1953 года на Черноморском флоте утвердились специальные термины для обозначения
глубоко мотивированных застолий. Олегова шинель влекла "большой газ", предваряемый "легкой газулечкой". С нее-то, с "газулечки" в "Старом Крыме", и смылся передовой офицер Вербицкий, благоразумно вспомнил, что вечером ему заступать на вахту, заодно и увел с собою всех благоразумных. Откололся и Болдырев, не желая, видимо, стеснять лейтенантов.
Олегу Манцеву шинель понравилась внезапно и бесповоротно, и ему не терпелось показаться в ней на людях, на военно-морских людях, и друзей он повел в кафе-кондитерскую, где не раздевались. Пил вино. сидя в шинели, посматривал на "кафе-кондитершу" Алку, милую и верную подругу, которая успела шепнуть ему в два приема: "Я тебе не постоялый двор!.. У меня дом, а не флотский экипаж!.." Образованная, истинно военно-морская женщина, радовался Олег. И чего шумит? Из-за пустяков шумит. Ну что из того, что не так давно завалился он к ней в три часа ночи, соседку перепугал, божью старушку. Не ночевать же ему на скамейке Приморского бульвара, он все-таки офицер славных Военно-Морских Сил, а не бездомный бродяга. А она шумит, шипит. Чтоб сделать Алке приятное, Олег разыграл со Степой сцену. Встал, наполнил глаза пронзительной мудростью, вывалил на грудь бульдожий подбородок, превратившись в старшего помощника командира Милютина Юрия Ивановича, и едчайше процедил: "Пять суток ареста при каюте!" - "За что, разрешите узнать, товарищ капитан 2 ранга?" - проблеял Векшин, хватаясь за стол, чтобы не упасть в обморок. Старпом Олег задумался, неимоверно пораженный глупым вопросом, складки на лбу сошлись углом, потом обрадованно разбежались к вискам. "В порядке творческого поиска..." - последовало приторное разъяснение.
Еще одна сценка напрашивалась, где главным действующим лицом была новая шинель, но Степа, верный семьянин, уже покатил на троллейбусе к своей Рите. Оставшиеся не могли никак образовать "критическую массу", и "большой газ" отменился сам собой.
О шинели было забыто... Заскучавший Олег порывался уйти, но удерживал Гущин, друг и наставник повел вдруг не свойственные ему речи, призывал к скромности, трезвости и святому выполнению воинского долга. "Пока!" - крикнул Олег, вылетая из кондитерской. Где-то шел дождь и, распыляемый ветром, росистым налетом оседал на лицах, на шинелях. Была середина марта, и многие, не дожидаясь приказа коменданта, уже перешли с шинели на плащ. "И какого черта я ее шил?" - думал Олег. В душе его, в мыслях была пустота.
9
Вдруг на него налетели офицеры из 1-й бригады эсминцев. Несли они пакеты с фруктами, с бутылками, спешили не то на именины, не то на годовщину свадьбы бригадного минера, а может быть, и связиста, так Олег и не понял, куда они идут. Но шинель офицеры заметили, шинель офицеры шумно одобрили, и Олег, обиженный невниманием Приморского бульвара, легко согласился ехать с ними.
На троллейбусе подкатили к дому на Большой Морской. В первой от прихожей комнате были расставлены столы, во второй танцевали, из третьей доносились карточные заклинания: "Два!.. Два мои!"
Если кого и боятся офицеры 1-й бригады, то капитана 2 ранга Барбаша, хозяина Минной стенки, стража уставного порядка. Помощник начальника штаба эскадры по строевой части - такова должность Барбаша, и устрашающей должности этой он соответствует полностью.
- Аз-зартные игры?.. - возмутился Олег Манцев. - Да я вас...
Кто-то, услышав голос Барбаша, испуганно отставил рюмку, кто-то, спасаясь, припал в танце к груди партнерши, а из накуренных глубин выплыл виновник торжества, торопливо застегивая китель.
- Ну, знаете, Манцев, здесь не вечер самодеятельности... Черт знает что... Ладно, прошу к столу...
Уписывая салат, Олег прислушивался к тому, что говорит женщина, сидящая напротив, а говорила она о том, что вот знает, кажется, всех офицеров эскадры, но его, Олега, видит впервые.
- Ничего странного. - Наевшись, Олег присматривался к бутылкам. - Таких салажат, как я, не очень-то охотно отпускают на берег.
- Нет, нет, вы скрываетесь, возможно, от меня... Очень странно...
Пошли танцевать. Даже при раскрытых окнах было жарко, сизый табачный дым поднимался к потолку, притягивался улицей и уносился вон. Давно наступил вечер, прочистилось небо в плотной дымке звезд, светящих ровно, лишь одна отчаянная звезда сыпала морзянкой прямо в окно, прямо и глаза Олега, звала его па родной корабль. Рвать отсюда, решил он, рвать, пока не поздно, надо в каюту, скорее в каюту.
- Простите, пора, - сказал он. - В 03.00 заступать на вахту.
- Знаю я ваши вахты, гауптвахты и срочные выходы в море... Да еще дежурства по части. Кстати, мужу заступать в 24.00. На дежурство. В береговую оборону.
Она сказала так, потому что из комнаты, где резались в преферанс, вышел абсолютно трезвый подполковник, надломом бровей приказал ей одеваться. Пока он разбирался в полусотне плащей и шинелей, женщина успела сообщить Олегу дом, квартиру и улицу, где надлежит ему быть после полуночи.
"Так я и буду1" - хмыкнул
|